Осада
Оренбурга
30 сентября, овладев
Чернореченской крепостью, Пугачев стоял уже в 28 верстах от
Оренбурга. К этому времени на его сторону перешли 500 башкир,
предназначенных губернатором для
защиты Оренбурга, а 300 сеитовских татар
ушли из города в свою слободу,
жители которой просили прибыть к ним. Он так и сделал, не решившись
идти ни на Казань, ни на Оренбург. Оба города были плохо
подготовлены к обороне, имели мало войск
(шла война с Османской империей, многие
части стянули на театр военных
действий). Восставшие, вероятно, могли бы с ходу взять Оренбург, но их
предводитель имел неправильную информацию о степени его готовности
к отпору.
Овладеть г.
Оренбургом — и трудно, и почетно.
Пугачев, приступая к решению важной, в
данных обстоятельствах неотложной
задачи понимал это. Он, конечно, желал
овладеть городом,
чтобы удовлетворить просьбы и
требования всех, кто пошел
за ним в начале восстания. Но не только
поэтому. Здесь, в Оренбурге, в
случае его захвата, можно было взять много пушек, другого
вооружения, всяких припасов, пополнить войско живой силой. Затем,
обеспечив тыл, Пугачев хотел идти
в центр страны, к Москве и Петербургу:
Надо ж прежде взять Оренбург, а там
будет другое дело.
Пойду на Казань, оттуда на Москву, приму
там царство.
Под Оренбургом войско
Пугачева насчитывало уже около 3 тыс. человек при 20 орудиях, к
которым имелось 10 бочек пороху.
5 октября штурма не было. Лишь некоторые
смельчаки из повстанцев
приближались к валам. Рейнсдорп
приказал стрелять из орудий и зажечь
предместье.
|
Восставшие обстреливали Оренбург,
готовили шанцы -укрытия
для своих пушек. Пугачев рассылал во все
стороны воззвания —
крестьяне, работные люди, казахи,
ногайцы и другие приглашаются в них
присоединиться к повстанцам. Всех колодников
и «у хозяев имеющихся в невольности
людей» велено было освобождать. «Приказание
от меня такое,— слушали
окрестные жители, ближние и дальние,
слова пугачевских
манифестов: — если будут оказываться
противники, таковым
головы рубить и кровь проливать, чтобы
детям их было в
предосторожность. И как ваши предки,
отцы и деды, служи
ли деду моему блаженному государю Петру
Алексеевичу и как вы от него
жалованье (получали), так и я ныне и
впредь вас жаловать буду и пожаловал
землею, водою, верою и молитвою, пажитью
и денежным жалованьем, за что должны вы
служить до
последней погибели. И буду вам за то отец
и жалователь, и не будет от меня лжи
много, будет милость, в чем я дал мою пред
богом заповедь».
Пугачевские призывы
быстро находили отклик среди тех, к кому
они были адресованы.
Манифест, пункты, в нем
обозначенные, отвечали самым сокровенным
желаниям и чаяниям башкирского и всех
народов, обитавших в Приуралье, на
Урале, в Поволжье. Он и другие
подобные указы найдут немедленный и
благодарный отклик
у башкир, татар и других нерусских людей
тех мест.
Подобные же указы
получили татары, калмыки, казахи и другие
народы, «рядовые и чиновые солдаты», «регулярная
команда» — их призывали не подчиняться
командирам, обещали «денежное и
хлебное жалованье и чины», «первые чины... в государстве». Эти манифесты
написаны на русском, татарском,
арабском, турецком (тюрки) языках.
Составляли их писцы, имевшиеся у Пугачева, а развозили
и распространяли многие
десятки, сотни людей по обширной
территории. Как потом
отмечали в правительственных
документах, самозванец везде «рассеивает
листы свои», «поколебал» большое количество
людей. Все манифесты написаны простым
народным языком,
доходчиво, ярко; недаром А. С. Пушкин
говорил о некоторых из них, что они — «удивительный
образец народного красноречия». А
историк В. И. Семевский не менее верно отметил: «Пугачев и окружающие
его люди умели в каждом
из разнородных элементов населения...
затронуть самую чувствительную струнку».
Получение земли,
освобождение от крепостного
ярма, свобода религиозных верований - все это не могло не
волновать и не воодушевлять простых людей.
Они массами переходили к Пугачеву и его
атаманам, которые появлялись то там, то тут,
собирали и возглавляли повстанческие
отряды. К примеру, оренбургские власти
затребовали себе на
помощь отряд башкир, и 400 человек отправились к Оренбургу, но явились на службу
не к Рейнсдорпу, а
к Пугачеву.
|