Детство и юность Пугачева. Служба и скитания

           Родился Пугачев в станице Зимовейской примерно в 1742 г. Семья его издавна проживала здесь. Среди казаков числились отец Иван и дед Михаила. Прозвище деда Пугач, по украински филин, положило основание фамилии Пугачевых. Он, вероятно, имел приметную внешность — лицо, обрамленное густыми волосами, большие глаза, обращавшие на себя внимание станичников... Казачкой была и мать будущего предводителя, Анна Михайловна. Его старший брат Дементий рано женился и отделился от семьи. Покинули родительский кров и вышедшие замуж сестры Ульяна и Федосья. Все Пугачевы, говорил Емельян позднее, на допросе, «были казаки».

           Емельян же, как и другие казаки-малолетки, еще мальчиком ходил с отцом в поле, за бороной, потом пахал и сеял, косил и молотил. Так продолжалось долго — до 17 лет.

          Потом, как водилось на Дону, началась служба. Отец Емельяна Иван Михайлович вышел в отставку, и он занял его место. Шел ему тогда восемнадцатый год. А через год малой казак женился. Суженой его стала Софья — дочь Дмитрия Недюжева, казака Есауловской станицы. Женщина тихого нрава, покорная и слабая, она, как видно, очень любила своего Емельяна. Уже через неделю после замужества она провожает его в действующую армию. Разлука была горькой.

          Летом 1771 г.Пугачев получает паспорт  и отплывает на лодке вниз по Дону в Черкасск. Дома остаются жена Софья, сын Трофим и дочери Аграфена и Христина.

           23 декабря 1771 г. Емельян уехал на Терек. Если его там примут, — объяснил он на прощание жене, — то за нею приедет.

Переправившись через Дон, Пугачев направился к поселениям терских казаков. В середине января он приехал в ста­ницу Ищорскую, а оттуда — в станицу Дубовскую. Здесь находился атаман Терского казачьего войска Павел Татаринцев (Татаринов). Тот услышал от явившегося к нему Пугачева, что он — донской казак, вместе со своими товарищами в прошлом году прибыл на Терек для поселения и просит, чтобы его записали в войско. Атаман, не зная, что перед ним беглый, зачислил его в казаки станицы Каргалинской, потом Дубовской. Позже Пугачев перебрался в Ищорскую.

          Среди донских казаков, поселившихся на Тереке, было неспокойно. Они получали меньшее жалованье, чем коренные терские казаки, и, естественно, высказывали недовольство. Новоприбывший донец в Ищорской активно обсуждает с другими переселенцами их нужды и обиды. Донских казаков собралось там немало — помимо жителей самой станицы, были и казаки еще двух недавно основанных станиц: Галюгаевской и Наурской.

Пугачева   и   других   колодников  повезли  в Черкасск. Но по дороге Емельян снова сбежал. Беглец скоро оказался на реке Койсухе. Там жили раскольники, выведенные из Речи Посполитой. В слободе Черниговке Валуйского уезда он спросил у местного жителя, не согласится ли кто-нибудь отвезти его до обоза казачьей команды Краснощекова. Располагался этот обоз около города Изюма.

-          Есть здесь такой человек, — ответил тот,— который вашу
братью возит,—-Каверин Иван, раскольник.

Пугачев выдавал себя за казака из этой команды, чтобы не подумали, что он беглец. Каверин поверил ему и отправил с ним пасынка Алексея — за три рубля с полтиной тот должен был его доставить на место. Заночевали в поле. Развели огонь, сварили кашу. За едой Пугачев признался Алексею:

-          Ведь я не за обозом Краснощекова еду, а мне хочется,
добрый человек, пожить для бога, да не знаю, где бы сыскать
таких богобоязливых людей.

        От имени Петра III исходили указы о послаблениях раскольникам. С его именем связывались и меры по подготовке секуляризации церковных земель, освобождении монастырских крестьян от власти духовных феодалов и превращении их в крестьян экономических — государственных; их положение значительно облегчалось. К тому же Петр III правил недолго, его устранила дворянская гвардия, которая возвела на престол его жену Екатерину II Алексеевну. Несбывшиеся надежды на «доброго» императора (а эти иллюзии по поводу «добрых» намерений монархов и противодействия им «злых» советников — бояр, вельмож столетиями питали сознание угнетенных) не умирали, тем более что положение низов становилось невыносимым. А с появлением самозван­цев они оживали. В третьей четверти XVIII столетия таких самозванцев появилось более двух десятков. О некоторых из них рассказано в предыдущей главе. Незадолго до Пугачева по Средней Волге, в районе Царицына, действовал еще один из них — беглый крестьянин Федот Богомолов.

          Почва для того, что произошло с Пугачевым, была давно подготовлена. К тому же и сам он был склонен к тому, к чему толкали его сложившаяся обстановка и, как мы убедимся в дальнейшем, те люди, которые встречались на его пути. Так, в частности, произошло и на Добрянском форпосте. Сравнив Пугачева с покойным императором Петром III, Логачев отнюдь не шутки шутил. В ответ на уверения. Емельяна, что он — простой казак с Дона, к тому же беглый, и солдат, и купец-раскольник взялись за него всерьез. Кожевников рассказывает ему о восстании на Яике, недавно подавленном,— тамошние казаки «помутились»-де из-за гонений на «старую веру». Он убеждает его идти на Яик и принять на себя имя Петра Федоровича с тем, конечно, чтобы эту веру защитить, встать за гонимых и обездоленных. Солдат снова и снова уверяет растерявшегося казака, что он очень похож на покойного мужа правящей государыни; сам он, Логачев, готов де это подтверждать где угодно.

КАЗАЦКАЯ И ГУСАРСКАЯ САБЛИ С НОЖНАМИ. 

          Мысль о том, чтобы взять на себя имя Петра и под его сенью выступить против гонений и несправедливостей, зреет в нем, и довольно быстро. После бесед с Логуновым и Кожевниковым он уже начинает надеяться и верить, что «его на Яике, как казаки все находятся в возмущении, конечно, примут и Семеновым (т. е. Логачева. — В. Б.) словам веру дадут».

12 августа Пугачев и Логачев получают долгожданный новый паспорт. 

В нем на десяток лет преувеличен возраст Емельяна; может быть, он сам назвал намеренно эту цифру; ведь он теперь должен был скрывать от властей многое... К тому же и выглядел он старше своих 30 лет — в бороде уже было немало седины; скитания и лишения давали себя знать.  

          Пугачев, пробираясь на Яик, не исключал, как видно, что и там может ждать его несладкое житье и обдумывал план побега на Кубань, находившуюся тогда во владениях Османской империи. Именно туда после поражения булавинского восстания ушли повстанцы во главе с Игнатом Некрасовым — некрасовцы. Еще раньше Разин и его удалые молодцы подумывали о том, чтобы поселиться на Куре, в Закавказье, во владениях шаха персидского. Извечная мечта голытьбы о вольной землице, о свободе толкала людей на антиправительственные действия. Сильным, неистребимым было желание избыть тяжкую долю, избавиться от ярма.

Путники двигались на восток, переплыли Дон и прибыли в станицу Глазуновскую. Их приютил казак-старообрядец Кузнецов. Здесь Пугачев узнал подробности о Богомолове -«Петре III», выступление которого вызвало беспорядки в Царицыне, сочувствие ему местных жителей, а также донских казаков. Передавали слухи: «Петра III» не удалосьде отправить в ссылку в Сибирь, «император» бежал и где-то скрывается. Говорили об этом везде — на Дону, в Поволжье, Сибири...

          Пугачев спешит на Иргиз, за Волгу, к востоку от Саратова, к тем же раскольникам. Приехав в Малыковку, он с Логачевым явился к управителю.

-          Вам надобно ехать  в Симбирск и  записаться,— услышали они от управителя.

          Оба выходца упросили его дать им отсрочку на несколько дней, чтобы отдохнули их лошади. Тот согласился, но они тут же поехали в Нечетную слободу, в 100 верстах от Малыковки, к старцу Филарету. Бывший московский купец второй гиль­дии Семенов, ставший Филаретом, сохранил связи с купеческими кругами, имел немалое влияние среди старообрядцев. Он охотно и долго беседовал с Пугачевым, рассказавшим о своих странствиях по раскольничьим местам и беседах с их обитателями. Филарет поведал о положении казаков на Яике, где как раз шло следствие о январском бунте.

          Яицким   казакам,— говорил   Филарет — великое   разорение,   и   они   помышляют   бежать   к   Золотой   мечети.

          Нет,— возразил Пугачев,— лучше бежать туда, куда бежал Некрасов.

Поезжай на Яик,— поддержал его Филарет,— и скажи им,  что  ты  их  проводить  туда  можешь.  Они  с  тобой  с  радостью пойдут, да и мы все пойдем.

          Пугачев поверил Филарету свою мысль назвать себя императором, игумен поддержал его и в этом.